Эмилия Ивановна Леонгард. Разговор с Мастером

В этом году исполнилось 80 лет уникальному человеку – Эмилии Ивановне Леонгард.

Рассказывать об Эмилии Ивановне просто и сложно одновременно. Сурдопедагог, автор уникальной Системы формирования и развития речевого слуха и речевого общения у детей с нарушением слуха, кандидат педагогических наук. В течение 19 лет она была старшим научным сотрудником НИИ дефектологии АПН СССР, затем – ведущим сотрудником, руководителем группы по реабилитации глухих и слабослышащих детей и их интеграции в общество НИИ дошкольного образования им. А.В. Запорожца. Сейчас она советник Московского института развития образования, доцент ГУИМЦ МГТУ им. Н.Э. Баумана. Героиня нашего сегодняшнего интервью – мудрая, обаятельная дама, душевный и завораживающий собеседник, поражающий и восхищающий своей энергией и кругозором. Когда общаешься с Эмилией Ивановной, кажется, что само время останавливается и прислушивается к ее тихому, спокойному голосу. О своих воспитанниках она готова говорить часами, их успехи и достижения – главное, на фоне чего все остальное становится неважным.

РЗ: День рождения для многих – это возможность оглянуться назад, осмыслить прошедшие события, подвести итоги и наметить движение дальше. Ваше восприятие времени и жизни совпадает с возрастом?

Э.И.: Вы знаете, я человек, который живет вне каких-либо дат.
Но оказывается, что окружение очень сильно влияет на эмоциональное состояние человека. Про 80 лет я вообще не думаю. Я не ощущаю своего возраста. Конечно, когда мне начинают говорить, что вот вам скоро 60, 70, а теперь уже и 80 лет, это не может пройти мимо. Но я совершенно не думаю, что скоро наступит какая-то там дата.

РЗ: Через Ваши руки, душу и сердце прошли тысячи глухих и слабослышащих детей. У каждого из них своя судьба. Удается ли Вам встречаться с кем-то из них? Вообще, кто они, «дети-леонгардовцы»?

Э.И.: К счастью, я довольно много знаю про наших бывших учеников, жизнь некоторых из них мне удается отслеживать в течение длительного времени. Судьбы у всех очень разные. В качестве примера могу привести следующую ситуацию. Один раз мы в Центре им. Запорожца готовили какую-то очередную документацию. Во время подготовительной работы было принято решение провести социологическое исследование среди наших выпускников. Пришло 200 заполненных анкет.

Выяснилось, что все наши бывшие воспитанники, которые прислали нам ответы на вопросы, вошли в жизнь, в общество. Многие вышли замуж или женились, у некоторых есть неслышащие супруг или супруга, но дети в основном имеют хороший слух. Что наши выпускники заканчивали? Техникумы, вузы. Некоторые ребята имеют по два образования. Кстати, в прежние годы в стране было гораздо больше глухих, чем слабослышащих, а нас, сотрудников НИИ дефектологии, обвиняли в том, что в нашей экспериментальной группе учатся только слабослышащие. Но это были глухие дети с остатками слуха, у которых достаточно рано выявили нарушения слуха и грамотно спротезировали слуховыми аппаратами. Раньше ведь глухие дети в большинстве своем аппараты не носили, так как они были тяжелые, карманные, неудобные, имели низкое качество звучания. Поэтому нас упрекали в том, что дети в экспериментальной группе занимаются не глухие, а слабослышащие, и что мы всех обманываем.

РЗ: Что было бы с этими детьми, если бы они не попали к Вам в экспериментальную группу в НИИ дефектологии?

Э.И.: Их ждала бы обыкновенная судьба выпускников спецшкол. Я не говорю, что они плохие… но понимаете, в чем дело: здесь очень многое зависит от учителя. Если встретился хороший сурдопедагог в детском саду – замечательно, тогда у ребенка есть шанс начать учиться говорить вовремя и в соответствии с возрастом. Очень многое зависит от родителей, насколько они включены в процесс воспитания. К сожалению, до сих пор встречается много ребят, в том числе и среди тех, кто приходит учиться в ГУИМЦ, которые с детства не носили аппараты. Как такое может быть, если уже 30 лет известно, что надевать аппараты нужно как можно раньше? К чему это приводит в случае нарушения слуха у ребенка? К сожалению, к самым печальным последствиям.

Речь у такого человека, как правило, неестественная, непонятная окружающим. Если бы он носил аппараты, то говорил бы совершенно по-другому. Наши ребята, которые занимались в экспериментальных группах, и их родители иногда встречаются со своими бывшими соучениками и могут оценить, кем бы они были, если бы не попали к нам. Есть и среди таких ребят очень добрые, хорошие люди, которые хотят общаться. Но... они другие, им сложно находиться в обществе слышащих, потому что у них отличаются интересы, да и вообще мировоззрение. Они не плохие или хорошие... они просто другие.

РЗ: Что послужило самым первым импульсом к выбору профессии? Когда Вы приняли решение стать дефектологом и  заниматься с глухими детьми?

Э.И.: Все очень просто. Учительница литературы в московской школе, где я училась, работала ученым секретарем в МГПИ им. Ленина. Однажды она пришла на урок и начала рассказывать о своих впечатлениях от экзамена в школе для глухонемых. Ее поразило и восхитило то, что эти ребята читали наизусть отрывки из «Евгения Онегина»! Мы с подругой очень заинтересовались этой историей, и когда был день открытых дверей на дефектологическом факультете института, пошли туда послушать, посмотреть, познакомиться.
С тех пор я этим «заболела» и «болею» вот уже 58 лет.  

РЗ: Вы учите детей говорить, думать и понимать, иметь душу и сердце. Вы очень много выступаете с докладами и сообщениями на самом разном уровне. Можно ли сравнить, как к Вашим идеям относились 50 лет назад и сейчас?

Э.И.: Наш Институт дошкольного образования им. А.В. Запорожца недавно был включен в состав нового института – МИРО. Когда мы готовились к переезду, естественно, разбирали документы. И мои коллеги обнаружили папку с надписью «Дело Леонгард». Это были очень непростые для сурдопедагогики 70-е годы, когда любое свободомыслие преследовалось.

В папке с делом собрано много документов, в том числе и письма, адресованные в ЦК КПСС, в Министерство просвещения. Их авторы считали, что массовой школы для глухих быть не может! Некоторые из этих людей живы и работают со слабослышащими до сих пор. Была такая журналист И.Г. Овчинникова, она написала первую статью «Оптимистическая гипотеза», из-за которой разгорелся весь сыр-бор про нашу методику работы с глухими детьми. Пока шли разбирательства, ей много приходило разных писем и обращений. Потом, когда вся эта история закончилась и все точки над «i» были расставлены, она переслала мне документы, авторами которых были уважаемые люди. Они писали, что метод Леонгард – это вредно, его не может быть в советской сурдопедагогике. Теперь же большая часть этих людей – сторонники интеграции, обязательного ношения детьми слуховых аппаратов и участия семьи в воспитании и обучении детей с нарушением слуха. Хотя есть и такие, кто до сих пор считает, что глухого человека не имеет смысла учить говорить, что ему это совершенно не нужно.

РЗ: Когда Вы нашли папки с «Делом Леонгард», о чем подумали? 

Э.И.: Мне жалко этих людей. Они не понимали, что творили. Эти же люди меня практически не знали, я просто работала в Институте дефектологии. Письма приходили из разных городов, написанные будто бы под копирку. Писали, что я враг народа, и это было очень обидно. Людей вводили в заблуждение, и они на это откликались. Хорошо, что всё это в прошлом. 

РЗ: В ГУИМЦ поступают ребята со всех регионов страны, с разным уровнем речевого развития, каждый со своими уникальными способностями и потенциалом. Насколько сложно научить говорить правильно уже достаточно взрослого человека?

Э.И.: Очень сложно. Но возможно. Многое зависит от времени, которое может выделяться университетом для занятий по развитию речи. Еще больше – от самих студентов. Я вспоминаю одного из студентов, который почти не говорил, но писал грамотно. Совершенно замечательный молодой человек. У него была очень сильная мотивация, он очень хотел научиться говорить правильно. И он стал говорить! Он старательно проговаривал все звуки... конечно, произношение было неважное, но его можно было понять! Мы в ГУИМЦ очень радовались этому. То есть тот, кто хочет, может улучшить свое произношение, свою речь. Проработав не один десяток лет со слабослышащими детьми и подростками, могу с уверенностью сказать, что нет такого человека, которого было бы невозможно научить говорить. Самое главное – это желание, мотивация.

РЗ: ГУИМЦ – уникальное явление в российской системе образования. Насколько необходимо сурдопедагогическое сопровождение там, где учатся слабослышащие люди? Имеет ли смысл тиражировать опыт МГТУ им. Н.Э. Баумана в масштабах страны?

Э.И.: Я считаю, что это необходимо, потому что ребята, которые приходят в университет и имеют неразвитую речь, потом будут жить среди нормально слышащих людей. Рядом с каждым из них не будет персонального сурдопереводчика. Значит, нужно быть готовым работать рядом со слышащими. Раз наши студенты заканчивают университет и получают одно из лучших по качеству техническое образование, они должны уметь общаться со слышащими людьми и быть с ними на равных, они должны быть готовы к работе в любом коллективе.  По-другому быть просто не может.

РЗ: В образовательном процессе МГТУ им. Н.Э. Баумана активно используются различные технические устройства, которые помогают слабослышащим на занятиях, при выполнении практических заданий. Насколько такая звукоусиливающая техника, в основном беспроводная, нужна в массовой школе?

Э.И.: Безусловно, она необходима. Учителя и дети должны уметь пользоваться FM-системой, ведь ничего сложного в этом нет. За рубежом это является общепринятым, это азбучная истина. У нас, к сожалению, приличное техническое оснащение в школе скорее единичный случай, чем правило. Такая техника полезна, кстати, и слышащим детям. С FM-системой ученик абсолютно точно услышит слова учителя, он не будет отвлекаться на посторонние звуки и шумы.

Если те методы работы со слабослышащими, которые мы используем здесь, в Центре, будут распространены в массовой школе, это будет, безусловно, полезно всем – и нормально слышащим детям, и имеющим нарушения слуха.  

РЗ: Позвольте затронуть еще одну важную тему. Вы достаточно часто бываете за границей, общаетесь с разными людьми. Существуют ли какие-то принципиальные различия между российскими подростками и, например, американскими? Как общество относится к детям с нарушенным слухом и как сами ребята воспринимают окружающий их мир? Как преодолевается языковой барьер, если семья слабослышащего подростка переезжает в другую страну?

Э.И.: «Западные» дети более открытые, они ничего не стесняются. Наши другие, в основном они стесняются говорить. К счастью, я не могу сказать этого про студентов Бауманки: они открыты для общения. Многие из наших студентов знают иностранные языки, причем им по большому счету все равно, сколько языков изучать. Если ты хорошо знаешь хотя бы один, то потом уже нет никаких ограничений. Они владеют языком так же, как мы с вами, просто у них другая техника произношения. Эти ребята, как и нормально слышащие, являются носителями языка. Когда они приезжают в другую страну (кстати, родители всегда очень беспокоятся за адаптацию своих детей в непривычной языковой среде), они так же, как и другие, идут в школу с преподаванием, например, на английском. Они совершенно спокойно заканчивают школы, поступают в университеты. Когда я только начинала работать, такая ситуация настораживала, вызывала беспокойство. Как слабослышащий ребенок сможет адаптироваться в чужой стране, без переводчиков? Это было удивительно и одновременно страшно.

10 лет назад по приглашению общественной организации Александра Грехема Белла – это ассоциация родителей и педагогов, которые не пользуются ни дактилологией, ни языком жестов, – я принимала участие в одной конференции в США. Совершенно случайно я узнала, что в Америке живет один из наших бывших воспитанников родом из Одессы. Дима М. глухой, у него было такое нарушение слуха, что аппараты нельзя было подобрать, какие-то он носил, но эта компенсация не была достаточной. Родители мальчика узнали, что в Америке делают кохлеарную имплантацию, семья туда уехала, но операцию делать не стали по каким-то причинам. Молодой человек без аппаратов, на основе чтения с губ, изучил английский, поступил в Университет Беркли без всяких тьюторов. Сейчас он уже получил высшее образование, работает в одной из крупнейших компаний по производству программных продуктов для компьютеров. Он – руководитель подразделения, у него в подчинении находятся люди, в том числе живущие и работающие в Индии, с которым он общается по Интернету! Когда семья этого юноши узнала, что я приехала в США, мы встретились. Качество произношения у него плохое, но общается он совершенно свободно, без каких-либо препятствий, разговаривает ли с официантом в ресторане или с друзьями. То есть он не ощущает себя каким-то второстепенным членом общества. Он говорит – и его понимают.


Приведу еще такой пример. В период работы в НИИ дефектологии у нас в течение четырех лет наблюдался глухой ребенок Митя К. Когда мы начали работать с семьей и ребенком, то выяснили, что его очень рано протезировали, еще в возрасте до 1 года... Для нас стало новостью, что ему рано надели аппараты – это произошло, когда он вместе с родителями жил еще в Австралии. Потом семья приехала в Москву. До обращения к нам в Институт с ним занимались родители, потом он попал к нам в детский сад, научился говорить. Когда пришло время идти в массовую школу, его родителей отправили на работу в Америку. Там он поступил в школу для русских детей, а потом в колледж, где говорят только на английском. Этот юноша прошел по конкурсу наравне с другими ребятами, говорящими на своем родном языке. Сейчас это очень активный молодой человек. После колледжа он так же, как и все, по принятой в стране схеме поступления, разослал свое резюме в различные вузы. Его приняли в Бостон, в Технологический институт, предложили ему тьютора и переводчика, но он отказался. Сейчас он уже работает, живет отдельно от родителей в кампусе. Ему не нужны никакие переводчики – он самодостаточный и уверенный в себе молодой человек.

То есть у детей с нарушенным слухом имеются колоссальные возможности для развития! Главная задача всех, кто работает с такими ребятами, и их родителей – создать оптимальные условия для развития.

РЗ: Ваш метод известен в России более 50 лет. В разных городах работают сурдопедагоги, которые приезжали к Вам на обучение в НИИ дошкольного образования им. А.В. Запорожца. Как Вы думаете, у «метода Леонгард» есть будущее?

Э.И.: Думаю, да. Мы не пропагандируем метод, не занимаемся целенаправленно его внедрением. К моему удивлению, люди к нам приходят сами – родители и педагоги. Такая ситуация меня удивляет, потому что с нашей стороны никаких усилий нет. Конечно, нами написаны книги и методические пособия, мы выступаем на конференциях. Но не это главное. Сейчас информация о разработанной нами системе развития речевого слуха распространяется как волна, и остановить это уже практически невозможно. Большим шагом вперед является и то, что диагностика нарушений слуха в нашей стране становится все более ранней, что коррекция вовремя выявленного нарушения слуха часто проводится своевременно, что слуховые аппараты становятся все более высокого класса и позволяют решать большое количество задач одновременно. Конечно, со временем «метод Леонгард» будет меняться, трансформироваться, но жить он будет. Во всяком случае, я на это надеюсь.

РЗ: В последнее время в России много говорят о развитии системы инклюзивного образования. В частности, совместное обучение детей с разными образовательными потребностями прописано в недавно принятом Законе «Об образовании». Вы человек с колоссальным опытом работы. По Вашему мнению, у такой формы интеграции есть перспектива?

Э.И.: Это очень хорошее дело. Но здесь достаточно сложная предыстория. В Россию интеграция и инклюзия пришли по инициативе родителей, дети которых после занятий по нашей методике в дошкольном возрасте в семье имели более высокий уровень речевого развития (чем дети, поступавшие в первые классы спецшкол) и вынуждены были идти в школу для детей без ограничений по здоровью. За рубежом к инклюзии готовились лет двадцать. За это время были созданы все условия для детей с особыми потребностями (не только для глухих и слабослышащих), было продумано, кто и как будет их сопровождать в школе, помогать на уроках и практических занятиях. Что сделали в России? Взяли из европейской модели верхнюю часть, идеологию. Но при этом совершенно не проработали, кто и как должен «особых» детей сопровождать в массовой школе. Людей, которые грамотно подошли к решению вопроса совместного обучения, к сожалению, единицы. В нашей стране много глухих и слабослышащих ребят, которые учатся в обычной школе, и делают они это хорошо. Мы, кстати, не всех детей рекомендуем к обучению в массовой школе, ведь есть и такие, кто не может учиться по программе массовой школы в одном темпе со слышащими детьми. А сейчас в обычные школы будут принимать всех детей без исключения!

То есть мама захотела, чтобы ее ребенок учился вместе со всеми, и ей не смогут отказать по закону. А ребенок ничего не понимает, он не говорит, у него нет тьютора. Что с ним учитель будет на уроке делать? Это очень большой и серьезный вопрос. В результате такой ребенок либо замкнется и не сможет учиться, либо ему будут ставить тройки и переводить из класса в класс. В итоге все равно ничего хорошего не получится, цель не будет достигнута, этот ребенок не получит необходимого образования и не будет адаптирован к жизни в обществе.

Все эти вопросы, естественно, решаются, но очень медленно. Нами, сотрудниками НИИ дошкольного образования, написаны рекомендации для учителей общеобразовательных школ и воспитателей детских садов. Но... нужны же люди, которые будут сопровождать глухого и слабослышащего ребенка. Кроме этого, наполняемость инклюзивных классов должна быть скорректирована. Не стоит забывать, что при таком смешанном обучении в один класс могут попасть дети с разными видами нарушений – и слуха, и речи, и опорно-двигательного аппарата. И что в такой ситуации делать учителю? Кому больше уделять внимания? Смогут ли ученики без патологий учиться так же хорошо, как и в обычном классе? Каждому ребенку с особыми образовательными потребностями жизненно необходим индивидуальный подход, нужна поддержка со стороны государства, методическая помощь и т.д.

Идея совместного образования, безусловно, жизнеспособна, у нее есть хорошее будущее. Но учителей, да и вообще всех, кто работает в инклюзивной школе, нужно доучивать, знакомить с физическими и психологическими особенностями детей, обучать, как общаться с особыми детьми в условиях классного преподавания, и т.д. Кроме того, нужно быть готовым к тому, что если ребенок тебя не понял, то это произошло не потому, что он глупый, а потому, что он тебя просто не услышал. Он имеет право не услышать с первого раза! Надеюсь, что когда удастся решить все эти вопросы, результат будет очень хороший.


РЗ: У Вас есть мечта?

Э.И.: У меня одна мечта: чтобы нашим детям было хорошо. Чтобы они чувствовали себя спокойно, свободно, чтобы наше общество повернулось к ним лицом и стало бы их понимать. Чтобы к ним перестали относиться как к инвалидам, чтобы мир изменился. Потому что... Я приведу такой пример. Занимался у нас один мальчик, глухой, но в результате обучения стал говорящим. Достиг он призывного возраста, приходит в военкомат на комиссию, а ему говорят, что аудиограмма снята неправильно, заставили ее переделывать и снова не поверили. Специалисты военкомата были уверены, что не может быть у глухого такая речь! Этот Дима З. рассказывает, где он учился, с кем занимался (в дошкольном возрасте он занимался в экспериментальной группе). Военные его слушают, но все равно не верят. Мама этого молодого человека обращается к нам с просьбой выдать справку о том, что ее сын глухой. Конечно, мы документально подтвердили, что он учился у нас. На счастье, незадолго до этого события вышел номер журнала «В едином строю» с его фотографией. Эта история со счастливым концом. Я очень рада, что Дима реализовался как творческий человек, что стал художником, что нашел свое место в нашем обществе.

Хочу привести другой пример. Молодой человек, тоже наш бывший воспитанник, пришел получать водительские права. Марк Г. владел речью; говорил он, правда, немного с акцентом, как иностранец.

Общается молодой с чиновником, который оформляет права. Когда его спрашивают про состояние здоровья, молодой человек говорит, что он глухой. И с ним тут же перестают говорить!!! Вы представляете? Чиновник стал ему писать вопросы, вместо того, чтобы продолжать разговаривать. И это психология восприятия, увы, значительной части людей, которые сталкиваются с глухими и со слабослышащими.

Мне хочется, чтобы люди воспринимали друг друга по-человечески. И это относится ко всем категориям инвалидов, не только к глухим и слабослышащим. К сожалению, это не может произойти быстро. Я очень рада, что ситуация начала меняться в лучшую сторону. Больше стало информации по телевизору, в Интернете, вообще стали чаще говорить о проблемах людей с особыми потребностями в СМИ, в государственных учреждениях постепенно создаются более-менее комфортные условия для таких посетителей. И это не может не радовать и не вселять надежду, что со временем наша страна станет открытой абсолютно для всех.
 
РЗ: Что бы Вы хотели пожелать людям, которые будут читать эту газету?

Э.И.: Любите детей. Недавно по телевизору показывали фильм про мальчика-аутиста. Главного героя фильма спасает любовь. Этот фильм – реальная квинтэссенция сегодняшней жизни. Если ты любишь ребенка, то ты будешь делать то, что ему нужно. Если мама будет любить своего слабослышащего или глухого ребенка, она никогда не послушает совета «сдать» его в интернат. Потому что там, несмотря даже на самые лучшие аппараты и самое лучшее техническое оснащение, он все равно будет жить среди глухих, он будет общаться с помощью жестового языка и у него уже никогда не будет тех возможностей, как у детей, живущих в семьях. Такой ребенок всегда будет чужим для своих близких. Глухого ребенка может спасти только любовь. Если мама на 200% уверена, что ее ребенок, несмотря ни на что, всегда будет с ней, – это самое главное!

Глухим детям сегодня можно помочь значительно лучше слышать – существует метод кохлеарной имплантации. Это действительно чудо, уникальная методика. Но если подходить к этой проблеме неграмотно с точки зрения последующей психолого-педагогической реабилитации, то эти дети, уже имеющие огромный потенциал восприятия речи на слух, никогда не смогут научиться слушать и, главное, понимать речь так же хорошо, как нормально слышащие. После проведения операции по кохлеарной имплантации требуется длительная специальная работа с детьми по обучению их пониманию речи на слух. Если изначально правильно работать с ребенком, то никакой специальной адаптации ему уже не потребуется. Усилия будут минимальны!

Я благодарна всем моим дорогим коллегам – научным сотрудникам, учителям и воспитателям, единомышленникам,  вместе с которыми мы переживали и переживаем радости и огорчения и вместе движемся вперед – ради наших детей. Желаю радости родителям глухих и слабослышащих ребят! Когда глухой ребенок начинает говорить, это всегда чудо! Я в этом уверена!

От всей души поздравляем Эмилию Ивановну Леонгард с Юбилеем!
Уникальный педагог, обладающий потрясающим терпением и тактом, она умеет найти общий язык даже с самым сложным ребенком. Для тысяч детей и их родителей Эмилия Ивановна стала проводником в новую жизнь, учителем и другом. Ученики Эмилии Ивановны и последователи «метода Леонгард» живут и работают по всей стране и за ее пределами, разработанный ею метод формирования речевого слуха по праву считается одним из самых прогрессивных в современной сурдопедагогике.
От всей души желаем Эмилии Ивановне крепкого здоровья, сил и бодрости на многие-многие годы! Чтобы ученики не переставали радовать своими достижениями и успехами, чтобы в доме всегда было тепло и уютно, чтобы рядом находились верные друзья и соратники!